Слово про Щеглова

Вячеслав АЛТУНИН          

журналист, поэт, прозаик

 

СЛОВО ПРО ЩЕГЛОВА

«Он весь – дитя добра и света,

Он весь – свободы торжество!»

( А. А. БЛОК )

 

   Значение человека определяется не его богатством, связями с сильными мира сего, должностью, которую он занимает, а его духовным потенциалом. Потому что всё – из души, как росток из зерна. Духовное начало определяет и масштаб личности, и ее воздействие на окружающих.

   «Спасись сам, и тысячи спасутся вокруг тебя»,- говорил великий преподобный старец Серафим Саровский. Спасает именно сила духа, а не что-то другое. Жизнь подарила мне счастье общения с таким человеком, который не был богат, никогда не занимал высоких должностей, не имел «высоких связей», но его благотворное влияние на окружающих было очень велико. Имя этого человека Сергей Львович Щеглов.

   Уже сам его внешний облик был типичным обликом российского интеллигента: лицо доброе, как-то сразу располагающее к себе, внимательный взгляд, голос негромкий, спокойный и уверенный. От него шла та внутренняя сила, которая убеждала без громких пафосных слов. Он их терпеть не мог.

   И трудно было поверить, что вот этот добрый, с виду мягкий, интеллигентный человек прошел через то, что ломало даже самых сильных: через сталинские лагеря. Он был из тех, о ком Солженицын в «Архипелаге ГУЛАГ» пишет: «Попадались в лагерях люди, которые противостояли режиму не словами, не действиями даже, а самим фактом своего бытия. Их система особенно ненавидела и мало их осталось».

   Одним из таких людей и был Сергей Львович. Я встретился и познакомился с ним в только что созданной тогда, в начале девяностых, газете областной администрации «Тульские известия».

   На одной из первых редакционных летучек, помню, обсуждались политика и образ новорожденной газеты. То было время безудержной свободы, главное же – свободы слова. Пиши о чем хочешь! Бери интервью у кого хочешь! Проводи журналистские расследования! Поднимай самые острые проблемы, о которых еще недавно и думать-то было нельзя, а не то что писать. И прочее, и прочее, и прочее… Мы в то время поистине дышали воздухом свободы, которая, казалось, никогда не кончится. Так вот Сергей Львович, выступая на той летучке, сказал:

   - Газета сейчас имеет поистине исторический шанс стать советчиком, равноправным партнером власти и в этом качестве оказывать ей наибольшую помощь. Мы должны быть смелыми, не бояться самых острых и неудобных проблем. Пора избавляться от внутреннего страха.

   Девяностые - это были лучшие годы нашей газеты. Мы писали о фермерах, которым многое обещано было, но в итоге их бросили на произвол судьбы, так и не дав стать кормильцами России, о людях, сломавшихся в период гайдаровской «шоковой терапии» и не реализовавших свой большой хозяйственный и нравственный потенциал, о пустых прилавках и повальном бандитизме, о переделе собственности и рейдерских захватах земель и предприятий. И еще о многом другом.

   А он занимался судьбами репрессированных, увековечением их памяти, собиранием тульской культуры. Лично знакомый со многими поэтами-шестидесятниками, тульским поэтом Владимиром Лазаревым, писателем Анатолием Кузнецовым и другими, он во многом содействовал тому, чтобы после многих лет гонений они, наконец, заняли достойное место в нашей литературе, чтобы вернулись к нам их лучшие произведения.

   Нельзя не сказать о том большом, поистине благодатном влиянии, которое Щеглов оказывал на судьбы многих тульских журналистов: Сергея Белозерова, Александра Быкова, Ольги Подъемщиковой и многих других. В числе тех, кто испытал это влияние, и автор этих строк.

   В 1992-1993 годах был в моей журналистской жизни очень тяжелый период. Мне казалось, я не вписываюсь в редакционную команду. Мои материалы либо откладывались в дальний ящик, либо просто выбрасывались в корзину. Справедливо или несправедливо, - не о том сейчас речь. Но так было. И это было очень тяжело. И вот именно тогда, когда я уже принял решение уходить из редакции, Сергей Львович не только поговорил со мной по душам, поддержал, наставил, но и, как член редколлегии, на ее заседаниях, на летучках выступал в мою защиту. В конце концов дело у меня пошло, хоть и не сразу.

   - А вообще-то, Слава, вы не столько журналист, сколько поэт, писатель, - сказал он мне как-то во время одного из откровенных разговоров. – Вы слишком много времени тратите на газетную суету, на всю эту толкотню. А вам надо писать литературные произведения, публиковать их в «толстых» журналах. Торопитесь, время-то уходит.

   Как он был тогда прав! И только теперь, на восьмом десятке лет, я вполне понимаю его правоту. Сергей Львович был человеком поразительной внутренней свободы, которая и есть настоящая свобода. Чехов говорил о необходимости "выдавливать из себя раба». Щеглов довольно успешно решал и решил-таки эту труднейшую нравственную задачу. Его простота, высокая интеллигентность в общении с людьми удивляла. Он одинаково просто и спокойно разговаривал с министром, губернатором и с нами, своими младшими коллегами. В общем, со всеми, с кем общался. В нем не было свойственных многим внутреннего холопства, суетливости. По-моему, он ничего и никого не боялся, потому что совесть его была чиста. А когда совесть чиста, чего ж бояться?

   В последние годы мы с ним не встречались. Он болел. Я уже жил в далеком Арсеньевском районе. Но для меня были важны даже не встречи, а то, что он есть на этой земле, живет, работает, излучает благодатную радиацию своей доброты, внутренней свободы на всех окружающих, ближних и дальних. Но когда он ушел, в душе моей образовалась большая пустота. Духовная «черная дыра». И заполнить ее мне нечем…

   Что же делать мне в моей глуши? Молиться, плакать и выплескивать свои чувства в стихах…

 

СТИХИ ОБ УХОДЯЩИХ ДРУЗЬЯХ

Уходят, уходят, уходят друзья…
И мне уж до них докричаться нельзя.
И образы их уже смутно видны,
И речи так глухо, невнятно слышны.

Уходят, уходят…
И не удержать.
Вокруг полевая белесая гладь.
На темном проселке, среди синевы
Меня на кого оставляете вы?


Ни слова, ни взгляда. Кругом – тишина.
По полю багровая бродит луна.
Ушли. Растворились средь звезд.
Ни души. А я пропадаю в холодной глуши.


Вы – светочи духа, вы – времени цвет.
Здесь, в буднях мирских, равных вам уже нет.
Но чувствую всё ж, оставаясь во тьме,
Что всех вас обнять суждено еще мне!
                              --------------